Он сидел за рулём, тихо урчал мотор, тикали часы и мерно подрагивал стоящий у стекла индикатор полицейской частоты.
В салоне не было ничего лишнего, всё было продумано до мелочей, и при кажущемся спартанском убранстве всё было стильно. Простая кожа сидений, простой пластик панелей, строгая зелёная подсветка консоли, пенопластикат подушек. Чёрный и только чёрный. Машина человека, живущего скоростью и пространством.
Он думал.
Лишь серо-стальной ободок по бамперу выдавал его авто в ночи, окутавшей дом. Одинокий дом. Не его дом. Уже не его дом.
Он вспоминал.
Пять минут назад.
Он широким шагом прошёл весь холл по диагонали, руки его неподвижно висели у бёдер.
Вернулся его самоконтроль.
Но не самообладание.
У двери он остановился.
Он не хотел.
Против его воли рука скользнула под крыло пиджака.
Дико извернувшись больше чем на полоборота, он вскинул руку, грянул выстрел, и зеркало трюмо рассыпалось на тысячу осколков.
И вся жизнь.
Второй выстрел разбросал косметику.
И ещё.
Полка повисла на одном гвозде.
И ещё.
Запахло пироксилиновой смертью.
Пока не расстрелял всю обойму.
Затвор на место не вернулся, щёлкнул недовольно курок.
Дымящийся ствол уставился в пол.
Разжались пальцы.
Кривая ухмылка уползла под левое ухо.
Гримаса боли и отчаяния.
Так бывает, когда больно очень сильному человеку.
Год назад
Отблески костра играли на её плечах, на груди, на полуповёрнутом к свету лице, то ярко-красным, то нежно лиловым оттеняя изгибы её тела. Да, она была настоящей лесной богиней, он это видел и её не мог не любить.
Потому что любил её не за что-то конкретно, а за всё сразу, целиком.
Вместе с достоинствами и недостатками, вместе с этими ярко-зелёными глазами, потянутыми поволокой желания и чувственными губами, приоткрытыми в поисках его.
Вместе с этой гордостью и упрямством, порождавшими чувство собственного достинства, вместе с той мегерой, в которую она превращалась, не дай бог обидеть на её глазах даже постороннего человека.
Она была такая.
И вместе с тем, хрупкая, тонкая, ранимая. Женственная. Она для него являла собой тот самый идеал дикой природы, которую он хотел приручить.
Костёр ярким пламенем играл в танцы полоумных индейцев.
Вдвоём они были счастливы, только вдвоём на этой земле и никто им не был нужен.
Десять минут назад
Он сидел на диванчике, опустив руки на колени так, как если бы ещё держал Её, но она испарилась, исчезла из его жизни. И странное чувство наполняло его. Он наконец-таки почувствовал её вес, чувствовал каждой клеточкой своего тела.
Только тогда, когда потеряешь, чувствуешь, насколько оно было тебе дорого.
Она стояла рядом; изогнувшись, достала из сумочки зеркальце, повернула руку напротив света и посмотрела в него, поправляя копну сбившихся волос. Задержала взгляд на нём и задержала дыхание.
Минута. Две. Три.
Напряжение можно было подавать в осветительную сеть.
Он смотрел мимо неё широко раскрытыми глазами.
— И не надо делать такой страдальческий вид!
Он не отреагировал. Он был убит наповал; что взять с трупа?
Она не стала брать ничего. Прошуршали по ковру каблучки, две секунды не было слышно ничего, а потом, подобно орудийному выстрелу, хлопнула дверь.
А он сидел и беззвучно плакал сердцем.
Год назад
Сцепившись в порыве безумной страсти, они напоминали пловца, борющегося с течением; они не были людьми, они стали теми животными, которые живут в каждом из нас. То замирающее, то переходящее все границы дыхание, то бурная активность, то медленные и нежные ласки…
Они были людьми, и для этого их такими создала природа.
Такими их видел костёр, который освещал тёмный лес, просторную поляну и падающих с деревьев от смеха белок, когда они ёрзали на большом, огромном и старом поваленном ветром стволе дерева.
Истинное лицо жизни.
Полчаса назад
Мягко и неторопливо он притянул её к себе, обняв за талию, улыбнулся и поцеловал в шею, чуть-чуть ниже уха:
— Милая… Я же обещал тебе… Что сегодня ты принадлежишь мне и только мне. Три месяца ты не могла найти времени, и я тебя предупреждал, что каждый час ожидания тебе отольётся. Не обижайся, но я своё слово держу, и ты не пойдёшь никуда.
— Вот что, дорогой, — она хлопнула его сумочкой по локтю, — прекрати издеваться, а не то я опоздаю. Это были твои проблемы, а не мои. Ну, не смогла я тогда, ну сама знаю, но я не виновата же, что так всё вышло!
Он взял её аккуратно левой рукой под колени, принёс к диванчику и усадил на себя.
— Ты хоть понимаешь, что я переживал, когда тебя не было эти дни? Ты представляешь, как я соскучился по тебе? Как истосковался вот по этой маленькой живодёрке, которая только и норовит, что укусить сильно, пока чувствует мой язык в себе? — он перешёл на шёпот, наклонив голову к её спине. Запах её волос не давал ему думать сосредоточенно, он дразнил и манил овладеть ею немедленно, тут же.
Год назад
Устав окончательно, она в изнеможении повалилась ему на грудь и прошептала:
— Мой милый дракон, какой же ты всё-таки…
Он переспросил, глядя на то, как огонь освещает половину её лица, придавая фантасмагоричские пропорции носику, косматость маленьким бровям, таинственные искорки глазам:
— Мне нужно почаще писать тебе записки в ресторане, отвернувшись в профиль, раз тебе он так полюбился в серъёзном исполнении?
И вдруг совершенно случайно он открыл для себя страшную тайну.
Теперь он знал, чем он может убить её.
Всего один мимолётный взгляд на лицо, в эти бесовские глаза.
Он почувствовал себя Богом.
Костёр вспыхнул мириадами искр.
Двадцать минут назад
Пыхтя, она пыталась выбраться из его стальных объятий, но скоро сдалась и откинулась назад, истратив последние силы:
— Ну, что мне сделать, чтобы ты меня отпустил? Мы же договаривались…
Она наклонила голову набок и повернула к нему. А он, приослабив замок кистей, изогнулся и положил голову на её колени:
— Как и договаривались. Ты просто посидишь со мной, и всего лишь. Сегодня и сейчас.
Она снова дёрнулась, почти вырвалась, но, обессилевшую, он легко снова перехватил:
— Милая… Не уходи…
В её жалобном стоне не было ноток сожаления.
— Там меня ждут… А ты… Ты мне никто!
Сами собой разжались руки, она выскользнула и отбежала в другой конец комнаты, грациозная, как пума.
— Я. Тебе. Никто? — спросил он, глядя в пол.
Раненым зверем заревел двигатель, дико взвизгнули покрышки, и время понеслось вскачь.
Он не смог убить в себе любовь.
А когда захочет сделать это и почувствует в себе силы вернуться назад, то обнаружит, что это сделать не успел.
Судьба играет нами в кошки-мышки