Полную тишину нарушало только потрескивание клавиш и булькание борща. Из-за закрытых окон не доносилось ни звука. На дворе стояла тридцатиградусная жара, парило. Кондиционер, всхлипывая от старости, продолжал свои попытки дать дому прохладу.

Их было двое.

Она сидела в маленькой спальной перед большим монитором и тихонько правила последнее эссе. В наушниках гремел бессмертный Первый концерт, она была тиха и молчалива, только метавшиеся глаза на, казалось бы, неподвижном лице выдавали огромное напряжение мысли.

Тишина и покой царили вокруг. Ей было хорошо.

Большой пушистый кактус на подоконнике ей улыбнулся, и она мило улыбнулась в ответ.На пять секунд она оторвалась и бросила взгляд на другую панель, где скорость связи с интернетом оставляла желать лучшего, набрала фразу и вернулась к работе.

Он же делал вид, что варит борщ, одной рукой помешивая в кастрюле только начинавшую закипать жидкость, второй же торопливо бегая по клавиатуре ноутбука, удобства ради поставленного на холодильник. Весь в своих мыслях, он отошёл, достал баночку с молотыми грибами и высыпал, не глядя, немного порошка прямо в кипяток.

Горгульей, которой прищемили лапу, заверещал телефон. Он снял трубку.

— Привет, дорогой, — раздался низковатый бархатистый мелодичный голос. — Ты меня ещё помнишь?

— Как экзамены, как сама, как братик? — он встрепенулся, поставил грибы на стол и вытер руки о зад брюк, после чего перехватил трубку другой рукой, а правой выключил начинающий надоедливо ворчать кондиционер, надеясь, что полчаса жара потерпит.

— Ты мне когда позвонишь? — поинтересовалась она нездоровым тоном, и его лицо дёрнулось.

— Извини, этот вечер я, наверное, буду занят, я даже не знаю, что сказать...

— А вот и не надо, у меня как раз завтра экзамен, а ты даже не поинтересовался, куда я поступаю. — услышав нотки раздражения, он опять изменился лицом.

— Саш, вот ты только там недолго! — услышал он и многократно отражённый стенами длинного корридора голос. — может Славка вернуться или Паша.

— Слы-ышу! — прокричал в ответ, прижав трубку подборобком к ключице, и опять вооружился ложкой. Он любил этот голос и его хозяйку, только вот сам себе в этом никогда в жизни бы не признался. Борщ поднялся густой шапкой пены, и сладко запахло свежими боровиками.

— Котёнок, я первый, по-моему, спросил, как экзамены, — он улыбнулся своей неуклюжести и приготовился выслушать длинную и гневную тираду. — Морковкой жёванной в ухо?

— Нет, дорогой, и совсем нет, и не думала. Знаешь ли, не до этого было, особенно вчера. Кстати, ты мне колечко почистил? Когда вернёшь? Мама говорит, дурная примета. А то я с Андреем тут уже загуля-я-я-яла, — на том конце провода она сладко потянулась и зевнула, а его лицо посуровело в один миг. — Там, кстати, твоя “макитра” притянулась.

Экран ноутбука действительно посинел и побелел, а в симфонию звуков добавилась ещё одна незатейливая мелодия, которую внёс маленький динамик: Трям-пару-рам-ту-ту! На экране появилась надпись: Nobelle enters the chatroom

— Алечка, милая, дай мне полчасика...

— Я тебя попрошу. Пожалуйста, не задирай больше Андрея, понятно? — сказала она раздражённо и повесила трубку.

Если правду врут, что глаза — зеркало души, то руки это зеркало мысли.

Он сделал пять грамматических ошибок в одной фразе, выругался про себя и, в сердцах зашвырнув ложку в умывальник, сел на табурет. Протянул руку, выключил плиту и прижался лбом к холодной столешнице.

Воцарилась мёртвая тишина.

В юности он не знал, чем реальные отношения отличаются от виртуальных.

Но прошлое не вернётся.

Минуту он дышал глубоко, так, как будто бегом взбежал на десятый этаж. Поднял голову:

— Та-аш! Свободно!

И внезапно от этого ощутил в себе силы жить дальше.

Он снял компьютер к себе на колени, сел в единственное кресло на кухне и закурил первую за вечер сигарету, чтобы успокоить расходившиеся нервы.

На полчаса всё, кроме виртуала, перестало существовать.

Одной рукой она вынимала компакт-диск из плейера, второй пыталась найти в сумочке завалявшуюся от дневного чаепития конфету.

Его выдало движение воздуха.

Она обернулась и увидела его застёгивающим пиджак.

— Ты куда?

Он не ответил, только поднял взгляд-автоген, и она всё прочла в глазах. Быстрее лани взметнулась, опрокинула стул и встала у двери:

— НЕТ! Ты слышишь меня, НЕТ! — она раскинула руки, загораживая выход, и столько боли было в её влажных глазах, в закушеной до крови губе, в сорвавшемся стоне.

— Она зовёт меня в реал, — бесстрастно сказал он, но предательски дрогнул голос, и слеза скатилась по щеке.

— Нет, Саш, нет... нет... — Она подалась вперёд, желая обнять его за плечи и прижаться к груди, но застыла, как бы уткнувшись в невидимую стену. Упали бессильно руки.

Всхлипнув, Наташа опустила плечи и спрятала лицо в ладонях.

Медленно тянулись секунды. Вспышка молнии озарила пустынную улицу, пузырящиеся лужи и автомобиль у окна.

Каждую ночь в этом городе была гроза. Удары молнии полосовали землю, а гром был жалким подобием того, как бились их сердца в это мгновение.

Резко, как в пустынном бункере, с эхом прозвучали слова, которые до этого она слышала только один раз в жизни:

— Time to go. Now.

Наташа повалилась на пуф у дверей, её растрёпаные волосы закрыли лицо. Мелко дрожали плечи.

Каждый день в этом городе гостила смерть